***
ПЕРЕД ВОЙНОЙ
Необходимость создания подземной защиты в тыловых городах стала полностью очевидной всего за несколько лет до начала Великой Отечественной войны. Из-за быстрого развития бомбардировочной авиации противнику уже не обязательно было подбираться к столице по земле, месяцами преодолевая упорное сопротивление наших войск и налаживая снабжение своей армии. Вражеские самолеты могли буквально в течение нескольких часов оказаться в московском небе и обрушить бомбы на ничего не подозревавших горожан.
Кроме того, у агрессоров появлялся шанс одним ударом, прямо в самом начале войны, уничтожить высшие органы власти и управления. То есть, практически обезглавить страну и таким образом быстро выиграть войну.
Советские военные специалисты эту новую опасность хорошо осознавали. Уже в 1930-х годах в разных районах Москвы строились первые сооружения для защиты от воздушных налетов. В то время они носили непривычное для современного уха название «газоубежища». Опираясь на опыт прошедшей Первой Мировой войны, армейские теоретики считали, что одной из самых страшных угроз в будущих войнах станет «воздушно-химическая» угроза. То есть, опасения вызывали не столько взрывы обычных фугасных авиабомб, сколько то, что с вражеских самолетов могут быть сброшены отравляющие боеприпасы, снаряженные ядовитыми газами.
Поэтому, самым важным отличием полноценного защитного сооружения стала установка специальных герметичных дверей и оборудования для фильтрации воздуха (а иногда даже оборудования для создания автономной атмосферы внутри убежища — баллонов с кислородом и химических поглотителей углекислого газа). Такие газоубежища создавались, прежде всего, на стратегически важных объектах — при важнейших заводах, вокзалах, узлах связи.
Кроме того, оставались люди, которым трудно было бы самостоятельно надеть противогаз во время воздушно-химического нападения или эвакуироваться. В первую очередь, это были дети и лежачие больные. Поэтому, строительство газоубежищ планировалось также при детских учреждениях и больницах. Газоубежища могли быть как подземными и подвальными, так и наземными (в том числе, герметичные комнаты в зданиях).
Тем временем, неумолимый технический прогресс требовал всё новых и новых мер защиты. Гражданская война 1936-1939 годов в Испании показала, что бомбардировщики стали уже настолько грозной силой, что не только зловещее химическое оружие, но и самые обычные фугасные авиабомбы теперь могли стать причиной огромных жертв и разрушений. Возросла точность бомбометания, увеличилась масса авиабомб, была отработана тактика массированных налетов на города.
Но тут возникала новая проблема. Для защиты убежищ от прямого попадания фугасной авиабомбы — над помещениями для укрываемых людей нужно было создавать защитную толщу. Несколько метров бетона или несколько десятков метров земли. Это требовало настолько дорогостоящих строительных работ, что подобное убежище на 100 человек оказалось бы намного дороже, чем жилой дом на 100 жителей. Обеспечить абсолютно всё население настолько защищенными убежищами в тот момент не смогла бы ни одна страна в мире, по чисто экономическим причинам. Ничего не оставалось, как продолжать строить газоубежища облегченной конструкции. С защитой от осколков, от близких взрывов, от ядовитых газов… Но никак не от прямого попадания крупной авиабомбы.
В Москве из этой концепции было сделано лишь два исключения. Первое исключение касалось «секретных бункеров» (это более позднее «народное» название официально никогда не использовалось), то есть таких подземных объектов, которые нужны были для бесперебойной работы высших органов государственного управления в военное время — командных пунктов, защищенных рабочих помещений, узлов связи. Их приходилось делать максимально защищенными, чтобы противник не смог парализовать целую страну одним точным попаданием.
А вторым исключением стал… московский метрополитен. Наиболее глубокие станции и тоннели метро уже сами по себе обладали достаточной защитной толщей грунта, чтобы спасти людей даже при прямом попадании крупной авиабомбы. К 1939 году был разработан подробный проект превращения столичного метрополитена в надежное убежище для москвичей. Однако работы по монтажу необходимого дополнительного оборудования так и не успели произвести до начала Великой Отечественной войны.
Итак, какой же реальной «подземной защитой» располагала Москва в июне 1941 года?
Для гражданского населения уже имелось несколько сотен подвальных и отдельностоящих газоубежищ (и легких бомбогазоубежищ), некоторые из которых были полностью оборудованы, а некоторые пока находились на стадии строительства. Этого бы хватило на укрытие всего нескольких десятков тысяч из 4,2 миллионов человек, проживавших на тот момент в Москве. Впрочем, предполагалось, что в случае начала войны важнейшим методом защиты мирного населения станет эвакуация в отдаленные районы страны, поэтому задача обеспечить убежищами все четыре с лишним миллиона москвичей просто не ставилась. И действительно, в разгар Битвы за Москву население города уже уменьшилось вдвое. Кто-то ушел на фронт, кто-то эвакуировался на восток.
При этом, строительство новых убежищ во время войны не прекращалось ни на минуту. К концу Великой Отечественной в столице было уже 7250 бомбогазоубежищ, а их общая вместимость составляла 835 тысяч человек. Помимо капитальных убежищ, с первых же дней войны началось строительство временных легких укрытий —деревоземляных щелей и землянок. Подобные сооружения хорошо защищали от осколков при близком взрыве, а их строительство было быстрым и недорогим. В итоге, до конца войны было построено почти 20 тысяч таких земляных укрытий общей вместимостью 230 тысяч человек.
Единственным массовым убежищем, защищенным даже от прямого попадания мощной авиабомбы, оставались те станции и тоннели Московского метрополитена, что были построены закрытым способом, на большой глубине. Однако для использования метро в качестве бомбоубежища нужно было оборудовать его туалетами, кранами с питьевой водой и другими простейшими удобствами, без которых тысячи людей просто не смогли бы много часов подряд находиться под землей.
Работы по срочному превращению метрополитена в убежище для москвичей аврально велись с самых первых дней войны. Отдельной задачей было оборудование подземных выработок Метростроя — будущих тоннелей Третьей очереди Московского метро. Здесь пока не было даже эскалаторов для спуска людей на глубину. Вместо них пришлось срочно строить временные деревянные лестницы.
Еще хуже обстояло дело с секретными спецобъектами — подземными командными пунктами для бесперебойного управления городом и страной во время бомбежек. По состоянию на 22 июня 1941 года лишь один подобный «рабочее-кабинетный» спецобъект был уже полностью введен в строй — это был КП ПВО (командный пункт противовоздушной обороны) столичного региона. По сути, собственный подземный спецобъект первыми получили те, чьей работой было обеспечение мирного неба над Москвой. И это было вполне оправдано.
Первая приемка КП ПВО состоялась еще в 1937 году (правда затем на протяжении нескольких лет велись различные доработки первого в столичной истории глубокого «бункера»). Для соблюдения секретности работы по созданию подземного КП ПВО маскировали под строительство некого «Трансформатора №20» при метрополитене. Или, сокращенно, «Т-20». Это маскировочное имя привязалось к объекту и еще долго использовалось в документах в качестве одного из его официальных названий.
Подземное спецсооружение представляло собой большую железобетонную камеру, которую метростроевцы скрытно соорудили на глубине около 35 метров, параллельно станции метро «Кировская» (ныне «Чистые пруды»). Эта камера была поделена на два этажа, на которых разместились рабочие кабинеты и вспомогательное оборудование. От основной камеры тянулись бетонные коридоры, выводившие на платформу «Кировской» и в прилегающие тоннели метро, а также в шахту, выходившую на поверхность земли и снабженную лестницей и лифтом. Над шахтой объекта было возведено многоэтажное здание штаба ПВО для работы в мирное время, с фасадом на Мясницкую улицу.
Внутреннее устройство командного пункта и его рабочие будни подробно описаны в мемуарах Даниила Арсентьевича Журавлева, вышедших из печати в 1975 году. Генерал Журавлев был назначен командующим московской зоной противовоздушной обороны в марте 1941 года и сразу же ознакомился с секретным подземным хозяйством своего ведомства:
«Большое впечатление на меня произвел командный пункт. Находился он здесь же, под домом. <…>
По левую сторону длинного, ярко освещенного коридора — многочисленные двери. Гиршович открыл одну из них:
— Здесь пункт управления командира корпуса.
Стены обиты бархатом, чтобы приглушать звук, мягкая мебель, отлично продуманное освещение, хорошая вентиляция. Все это вначале показалось мне излишней роскошью. Однако очень скоро я убедился, как облегчили нам выполнение трудных обязанностей розданные здесь удобства.
В середине зала, куда мы с Гиршовичем вошли, помещался большой стол с пультом управления. Пользуясь им, можно было связаться с любой частью, с каждым из начальников родов войск, с городскими организациями и правительственными учреждениями.
Рассказывая мне о назначении различной аппаратуры, М. Г. Гиршович с какой-то таинственностью показал на один из телефонов:
— Этим аппаратом пользоваться запрещено. Он запломбирован. По нему можно говорить только в крайнем случае…
— Ладно, — ответил я, — тут и без него достаточно различных средств связи.
Проектировщики нашего «подземного замка» предусмотрели все до мелочей. Не выходя на поверхность земли, мы могли принять горячий душ, отдохнуть, поесть. В случае недостатка воздуха можно было включить кислородное оборудование.
Как не походил наш КП на тесные казематы руководителей ПВО Берлина, которые мне довелось осматривать в 1945 году сразу же после разгрома гарнизона немецкой столицы. Пункты управления противовоздушной обороны Берлина находились в тесных помещениях, не обеспечивающих дежурным расчетам элементарных удобств. Признаться, мы были удивлены. Ведь в гитлеровских войсках штабы и командные пункты всегда оборудовались добротно. Но оказалось, что противовоздушной обороне в Германии вообще не повезло. Хвастливое заявление Геринга о том, что на рейх не упадет ни одной бомбы, принималось всерьез.
…Мы долго ходили по комнатам нашего КП. Слева от зала, где размещался пункт управления командира корпуса, находилась комната оперативной группы начальника зенитной артиллерии, справа — командира 6-го авиационного корпуса. В этом было нечто символическое: старший авиационный начальник являлся правой рукой командира корпуса ПВО, а начальник зенитной артиллерии — его левой рукой.
Верхний этаж КП занимал главный пост воздушного оповещения, наблюдения и связи. Там хозяйничал со своими подчиненными начальник службы воздушного наблюдения, оповещения и связи полковник А. Н. Глазер. Рядом находилась оперативная группа прожектористов, возглавляемая начальником прожекторной службы полковником Б. В. Сарбуновым, и некоторые другие службы.
А потом свое огромное заведование показывал мне начальник командного пункта инженер-полковник Н. А. Захаров, человек обширнейших знаний и предельной добросовестности. Он рассказал, что в специальном помещении смонтирована достаточно мощная электростанция для обеспечения нужд командного пункта на случай аварии городской сети. Замечу, кстати, что на протяжении всей войны включать ее приходилось только для проверки. Московская энергосистема работала бесперебойно, так же, как водопровод и канализация — словом, все коммунальное хозяйство большого города».
Командный пункт ПВО заложил базовые принципы, на основе которых в следующие десятилетия были построены десятки спецобъектов глубокого заложения в Москве и других городах Советского Союза. В основе таких бункеров были крупные подземные камеры-«блоки», нередко разделенные на 2 этажа. В этих блоках размещались рабочие помещения и системы жизнеобеспечения. Железобетонные коридоры-ходки соединяли блоки с шахтами и вспомогательными выработками. Над шахтами сооружались защитные бетонные конструкции, а выходы из объектов на улицу устраивались через ведомственные здания, или через особые маскировочные сооружения, ничем не выделяющиеся посреди большого города.
Строительство еще двух секретных защитных сооружений началось за несколько месяцев до войны, однако заканчивать стройки пришлось уже буквально под бомбежками. Первое сооружение строилось по заказу Наркомата связи Советского Союза под маскировочным названием «объект №01». Второе сооружение было предназначено для городских властей и носило обозначение «объект №84».
Помимо бесперебойного управления городским хозяйством во время вражеских налетов, объект №84 должен был обеспечить защищенными рабочими местами еще и руководство «пассивной обороны» Москвы (или, как ее тогда чаще называли, «Местной ПВО», «МПВО»). Если задачей офицеров ПВО из подземного командного пункта на «Кировской» была организация контрударов по вражеским самолетам-бомбардировщикам с помощью зенитных оружий и истребителей, то местная противовоздушная оборона включала в себя снижение ущерба от бомбардировок в самом городе. К задачам МПВО относились: объявление воздушной тревоги, организация светомаскировки, строительство, обслуживание и заполнение людьми убежищ, нейтрализация зажигательных бомб, разбор завалов и тушение пожаров после бомбардировки.
Объект №84 расположился на краю Советской площади (ныне Тверская площадь), прямо напротив здания, в котором в мирное время работали городские власти (ныне здесь находится мэрия Москвы). По конструкции командный пункт города и городской МПВО мало чем отличался от своего предшественника на «Кировской». Снова один крупный подземный блок, возведенный параллельно тоннелям метро и поделенный на этажи. Снова коридоры, выводящие к шахте и к перегонному тоннелю метро.
Станций метрополитена поблизости уже не было, но даже выход прямо на рельсы являлся весьма полезным для защитного спецсооружения. Во-первых, это позволяло использовать метро для защищенной прокладки кабелей связи. Во-вторых, по рельсам можно было осуществлять завоз необходимых грузов буквально «к дверям» бункера, минуя шахту. В-третьих, в случае разрушения выхода из шахты на улицу, тоннели метро можно было использовать как путь эвакуации из спецобъекта.
Интересно, что эту секретную подземную стройку не удалось полностью скрыть от москвичей, даже несмотря на удачную маскировку под обычный метрострой (для строительства бункера использовалась шахта, через которую перед этим строили тоннели второй очереди столичного метро). По городу расползались причудливо искаженные слухи о тайном строительстве на краю Советской площади. И в итоге, во второй половине XX века сложился популярный миф про некую станцию метро «Советская», которую сначала якобы построили, но потом отделили от остального метро и засекретили. На самом деле, на этом участке второй очереди Московского метрополитена не было сооружено даже задела под какую-либо будущую станцию (да и уклон тоннелей здесь не позволил бы ее построить). А секретный объект №84 строился по отдельному проекту.
Второй активно достраиваемый бункер (объект №01 Наркомата связи) удалось сохранить в полной тайне. Обычные горожане узнали о нем лишь в постсоветскую эпоху, когда устаревшее сооружение было уже выведено из эксплуатации. Этот подземный спецобъект размещался при станции метро «Белорусская» и сильно отличался от бункеров на «Кировской» и на Советской площади, как по конструкции, так и по своему назначению.
Объект №01 должен был работать в качестве ключевой РТТС (резервной телефонно-телеграфной станции). По сути, этот подземный узел связи стал своего рода защищенным «нервным сплетением», в котором соединялись все кабели связи и через которое проходили бы в случае войны приказы гражданского и военного руководства, а также донесения об обстановке на фронтах и в тылу. Таким образом, единственной полезной нагрузкой этого спецсооружения стало оборудование связи и рабочие места связистов. Но при этом важность объекта №01 была ничуть не меньше, чем важность защищенных командных пунктов. Уничтожение центрального узла связи привело бы к полному параличу всего управления страной. Информация и приказы просто не доходили бы до своих адресатов.
Конструктивно объект №01 состоял из двух различных частей. Основная часть бункера по сути являлась продолжением центрального зала станции метро «Белорусская». Это был круглый в профиле тоннель («труба»), собранный из чугунных тюбингов. В зоне пассажирской станции этот тоннель был отделан мрамором нескольких сортов. А в зоне секретного спецобъекта тоннель был поделен на этажи, в которых расположились залы с аппаратурой связи. «Пассажирскую» зону тоннеля и «секретную» зону планировалось разделить массивная железобетонная перегородка толщиной 275 сантиметров, что давало дополнительную защиту особо важному объекту.
Вспомогательная часть бункера на Белорусской представляла собой сеть коридоров, которые начинались от основной чугунной «трубы» и уходили за путевые тоннели метрополитена, где были построены несколько подземных железобетонных камер для дополнительных помещений — автономной дизельной электростанции, санузла, буфета, артезианской скважины. Здесь же располагалась шахта спецобъекта, которая во время строительства выходила прямо на площадь Белорусского вокзала, маскируясь под обычную площадку Метростроя.
Однако затем верхняя часть шахты была закрыта пробкой и дополнительно защищена толстым слоем бетона — так называемым защитным «тюфяком». Тюфяк, оберегающий объект от прямого попадания авиабомбы, был присыпан грунтом, а поверх него вернули на место мостовую. Теперь, стоя на площади, невозможно было догадаться, что прямо под ногами находятся защитные конструкции и десятки метров шахтного ствола, уходящего на глубину залегания секретного объекта. Выход из-под защитного тюфяка был сделан в виде неглубокого подземного коридора, выводящего в неприметное старое здание на краю площади.
Таким образом, вход на объект №01 мог осуществляться как с поверхности через шахту, снабженную металлической лестницей и пассажирским лифтом, так и через станцию метрополитена. Общая площадь сооружения превышала 2900 квадратных метров, а число сотрудников в одной рабочей смене могло доходить до 450 человек. По состоянию на 22 июня 1941 года подземные помещения еще не были готовы к монтажу аппаратуры и приему работников Наркомата связи. В начале лета, буквально за считанные дни до нападения гитлеровской Германии, объект №01 лично проинспектировал руководитель советской госбезопасности Л. П. Берия, который подчеркнул исключительную важность этого объекта и потребовал ускорить темпы строительных работ.
И тут возникает очевидный вопрос — а как же обстояло дело с убежищами для Сталина и всего советского правительства? По сути, к началу войны мы наблюдаем ситуацию, когда гарантированную защиту от прямого попадания крупнейших авиабомб имеют лишь офицеры, которым придется руководить отражением налетов врага из КП ПВО на «Кировской», а также самые обычные москвичи, проживающие неподалеку от глубоких станций метрополитена. При этом, ударно достраиваются еще два хорошо защищенных ведомственных бункера на «Белорусской» и на Советской площади. Сложно поверить, что на этом фоне просто забыли про подземную защиту для высших лиц… Конечно же, не забыли. Но занялись организацией этой защиты слишком поздно.
В апреле 1941 года, ровно за 8 недель до начала войны, вышло ключевое правительственное постановление о строительстве защитных сооружений для высших органов власти и управления. Метрострою указывалось в течение ближайшего года в обстановке строгой секретности построить два спецубежища с рабочими кабинетами в Кремле и дополнительно проложить с кремлевской территории 165-метровый наклонный тоннель, выводящий на строящийся участок метрополитена, который проходил под Васильевским спуском.
Другими постановлениями предписывалось построить защитные сооружения для Наркомата внутренних дел и иных правительственных учреждений, а также подземные рабочие помещения при подмосковных правительственных резиденциях. Последнее указание было связано еще и с тем, что на загородных дачах тоже велась управленческая работа и даже нередко собирались целые совещания высших лиц страны, что создавало серьезную угрозу государственной безопасности при воздушном нападении.
Таким образом, весной 1941 года была развернута целая программа секретного подземного строительства. Программа крайне необходимая, но немного запоздавшая. Естественно, осуществить многочисленные и масштабные спецстройки за несколько недель было попросту невозможно. С началом Великой Отечественной войны некоторые проекты по строительству секретных защитных сооружений пришлось упростить или отменить. А некоторые особо важные правительственные бункеры пришлось строить аврально, не жалея сил и средств, под гул вражеских бомбардировщиков и канонаду зенитных орудий.
***
ПЕРВЫЙ ГОД ВОЙНЫ
В первые дни войны Москва, расположенная за сотни километров от линии фронта, по инерции еще жила привычной мирной жизнью. Жители города даже не догадывались, что высоко в столичном небе уже несколько раз пролетали немецкие самолеты-разведчики, а под землей днем и ночью кипела работа, от которой напрямую зависело выживание каждого москвича, а в некоторых случаях и выживание всей страны.
За первые полтора-два месяца войны были укреплены сотни подвалов жилых зданий, чтобы предотвратить обрушения при близком взрыве. Число полноценных городских бомбогазоубежищ, оборудованных фильтрами и герметическими дверями, в августе 1941 года впервые превысило 800 штук (и еще более 300 находились на стадии строительства). На пустырях, в скверах и на городских окраинах выкапывались временные земляные укрытия. Метрополитен спешно дооборудовался санузлами, водопроводом, временными защитными перегородками и воротами. Как обычно, немалая доля сил и средств уходила на защиту от возможного применения противником химического оружия — сооружались и оборудовались фильтровентиляционные камеры, шли работы по герметизации тоннелей.
Первая настоящая воздушная тревога прозвучала в Москве 1 июля 1941 года в 1:47 пополуночи. Здесь надо сказать, что все массовые налёты немецких бомбардировщиков на город происходили в темное время суток, поэтому метрополитен днем работал как обычный городской транспорт, а в режим гражданского убежища переходил лишь ночью. Однако на первый раз вражеские самолеты в небе так и не появились, тревога оказалась ложной. Зато москвичи успешно получили почти что «боевой» опыт. Согласно отчетам службы МПВО, в метрополитене и метрострое во время первой воздушной тревоги укрылось 435 тысяч человек, а в подвальных убежищах и временных земляных укрытиях — 950 тысяч человек.
Этот опыт пригодился спустя три недели. Первая массированная бомбардировка Москвы произошла в ночь с 21 на 22 июля 1941 года. К тому моменту несколько сот тысяч горожан (прежде всего, женщин с маленькими детьми и стариков) уже были эвакуированы на восток. А для большинства оставшихся москвичей были готовы подземные убежища разной степени защищенности. Правда, многие горожане, уже привыкшие к ложным и учебным воздушным тревогам, остались в собственных домах.
Гитлеровские летчики сразу же встретили сильнейшее сопротивление советской противовоздушной обороны, многие бомбардировщики вообще не смогли долететь до города, несколько самолетов было уничтожено. Во время первого налета на столицу получили разрушения всего 37 жилых домов. В нескольких местах начались пожары из-за зажигательных бомб. Несколько бомб упали даже на территорию Кремля, однако без тяжелых последствий.
Конечно, один из самых исторически важных вопросов — где же в это время укрывалось руководство страны, если строительство кремлевских подземных убежищ только-только начиналось? Откуда вообще велось управление Советским Союзом в самые тяжелые дни лета-осени 1941 года, когда вермахт неудержимо рвался вглубь страны, а самолеты люфтваффе периодически обрушивали бомбы прямо на центр города?
Проблема создания временного «главного бункера» страны была решена довольно оригинальным способом. Под командный пункт для Государственного комитета обороны и Ставки верховного главнокомандования была быстро переделана платформа станции метро «Кировская» (ныне «Чистые пруды»).
В ночь с 26 на 27 июня станция была закрыта для пассажиров. Поезда с этого момента проезжали ее не останавливаясь, быстро, без подачи предупредительных сигналов. Рельсовые пути были отгорожены фанерными щитами. Легкими перегородками станция была поделена на рабочие кабинеты для высшего гражданского и военного руководства. В отдельных помещениях расположились связисты. В таком виде подземный спецобъект работал вплоть до осени 1941 года, когда, наконец, был достроен первый кремлевский «секретный бункер».
При этом, в дневное время, когда угроза бомбежек была практически нулевой, заседания Ставки Верховного главнокомандования иногда проходили в особняке по адресу улица Кирова, дом 37 (ныне Мясницкая улица). Из особняка был устроен наземный проход к расположенной неподалеку шахте Командного пункта ПВО (уже упоминавшийся секретный объект «Т-20», первый московский бункер глубокого залегания). Спустившись по шахте, высокое руководство могло проследовать по коридору мимо входа в КП ПВО и сразу выйти на станцию «Кировская» в свои временные кабинеты.
Про работу Сталина и правительства в первые месяцы войны немало написано в воспоминаниях высших лиц советского государства. Интересно, что почти все авторы мемуаров, побывавшие в тот период в Ставке, непременно подчеркивали ее подземное местоположение. Если вспомнить, что даже метрополитен в городе появился всего несколько лет тому назад и первое время казался настоящим чудом света, то становится понятно, насколько всё это было в новинку. Небывалое, невиданное дело ― высшие органы власти, заседающие глубоко под землей!
Вот вспоминает о рабочих буднях маршал Василевский:
«Борис Михайлович (имеется в виду Шапошников, маршал Советского Союза), вернувшись из Кремля, ознакомил меня с новым решением Ставки: я назначался начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба. Первого августа я приступил к исполнению этих обязанностей. Ставка и Генштаб помещались тогда на Кировской улице, откуда быстро и легко можно было во время бомбежки перебраться на станцию метро «Кировская», закрытую для пассажиров. От вагонной колеи ее зал отгородили и разделили на несколько частей. Важнейшими из них являлись помещения для И. В. Сталина, генштабистов и связистов.
Как-то очередная воздушная тревога застала меня во время переговоров с Юго-Западным фронтом как раз возле подземного телеграфа. Мне срочно потребовалось подняться наверх, чтобы захватить с собой некоторые документы. Возле лифта я встретил членов ГКО во главе с И. В. Сталиным. Поравнявшись со мной, Сталин, показывая на меня шедшему рядом с ним В. М. Молотову и улыбаясь, сказал:
— А, вот он где, все неприятности — от него,— а затем, здороваясь со мной, спросил: — Где же вы изволили все это время прятаться от нас? И куда вы идете, ведь объявлена воздушная тревога? ».
Адмирал Кузнецов:
«Наркомат ВМФ к тому времени располагался в нескольких помещениях. Органы штаба и связи находились в метро, и это позволяло не прерывать работу во время налетов. Не успел я после приезда ознакомиться с обстановкой, как меня вызвали в Кремль, причем в необычное время — около полудня. Обычно вызывали по вечерам. Надо сказать, что вечерами и ночью Ставка работала в особняке неподалеку от подземного укрытия, днем же, когда воздушных тревог было мало, все разъезжались по своим кремлевским и наркоматовским кабинетам. В своем кабинете находился в тот день и И. В. Сталин».
Полковник Оперативного управления Генштаба С. М. Штеменко:
«Вскоре мы перебрались в здание на улице Кирова. Станция метро «Кировская» тоже была полностью в нашем распоряжении. Поезда здесь уже не останавливались. Перрон, на котором мы расположились, отгораживался от путей высокой фанерной стеной. В одном его углу — узел связи, в другом — кабинет Сталина, а в середине — шеренги столиков, за которыми работали мы. Место начальника Генштаба — рядом с кабинетом Верховного. <…>
И. В. Сталин в свой подземный кабинет спускался лишь при объявлении воздушной тревоги. В остальное время он предпочитал находиться в отведенном ему флигельке во дворе занятого под Генштаб большого дома на улице Кирова. Там он работал и принимал доклады.
А бомбежки Москвы все усиливались. Одиночные самолеты противника прорывались к столице не только ночью, но и днем. В ночь на 29 октября фугасная бомба угодила во двор нашего здания. Было уничтожено несколько машин, убито три шофера и ранено 15 командиров. Некоторые тяжело. Дежурившего по Генштабу подполковника И. И. Ильченко взрывной волной выбросило из помещения. При падении он изуродовал лицо. Остальные пострадали главным образом от осколков оконного стекла и ударов вырванных рам. В числе пострадавших оказался и Александр Михайлович Василевский, но он продолжал работать.
После этого случая мы совсем перебрались в метро. На пять дней лишились горячего питания: наша столовая и кухня были сильно повреждены взрывом. Пока их восстанавливали, пришлось обходиться бутербродами».
Боевая работа подземного КП ПВО, прилегающего к временному спецобъекту Ставки, подробно описана в мемуарах Даниила Арсентьевича Журавлева, командующего московской зоной ПВО, полновластного хозяина этого секретного подземелья. Так выглядел первый налет вражеской авиации на Москву 22 июля 1941 года глазами сотрудников подземного командного пункта:
«— Товарищ генерал, идут… — послышался в трубке взволнованный голос полковника Н. Ф. Курьянова.
— Кто идет? Говорите толком, — переспросил я, но тут же все понял: налет вражеской авиации.
— В границах нашей зоны появились неприятельские самолеты, — торопливо докладывал начальник оперативного отдела.
— Тщательно наносите обстановку, сейчас буду на КП.
Лифт быстро опустил меня в подземный коридор. И вот уже просторная комната оперативной группы. Даже при беглом взгляде на планшет воздушной обстановки можно было убедиться — противник держит курс на Москву. Первые донесения постов ВНОС уже давали представление о высоте, направлении полета и количестве самолетов врага.
— Частям корпуса положение номер один! — распорядился я. Было 22 часа 5 минут 21 июля 1941 года.
Еще перед войной было установлено, что в случае налета вражеской авиации на Москву решение об объявлении воздушной тревоги принимает начальник ПВО города.
Но в ночь первого налета мне не пришлось самому решать этот вопрос. После того как мы доложили обстановку Верховному Командованию, последовал приказ:
— Объявить городу тревогу!
И вот в 22 часа 25 минут в репродукторах впервые послышалось:
— Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога! <…>
У нас еще было время, чтобы подготовить к бою зенитную артиллерию и другие средства, находившиеся в черте города и на его окраинах. Но наблюдательные посты ВНОС, летчики-истребители, прожектористы в световых полях уже приступили к делу.
На командный пункт поступали все новые и новые данные о действиях противника и нашей авиации. Воздушная обстановка на штабных картах и светоплане выглядела уже довольно пестро. Однако главное выделялось очень рельефно: вражеские бомбардировщики шли курсом на Москву.
Мне нелегко сейчас восстановить в памяти все подробности той ночи. Конечно, все мы были взволнованы, напряжены. Я ощущал биение жилки на виске, но старался держаться уверенно и спокойно.
Почувствовав какое-то движение среди присутствовавших в помещении, оглянулся. Мимо нашей двери по коридору прошли И. В. Сталин и члены правительства. Их сопровождал М. С. Громадин. А. С. Щербаков зашел в наш зал и находился там, пока продолжался налет. За все время он ни одним словом не отвлек нас от боевой работы».
Так и продолжалось до начала осени. На «Кировской» в считанных метрах друг от друга трудились оберегающие столичное небо офицеры командного пункта ПВО, ютились высшие органы управления фронтом и тылом, проезжали в поездах метро обычные москвичи. Интересно, что информация про импровизированный подземный спецобъект на платформе метро довольно быстро распространилась по городу. Если верить воспоминаниям защитников Москвы, то про особый статус станции, на которой вдруг перестали останавливаться поезда, многим москвичам было хорошо известно уже в 1941 году.
А вот про кремлевские защитные сооружения стало известно лишь в 2010-е годы, когда были рассекречены исторические архивные документы. И теперь мы знаем, что летом и осенью 1941 года в Кремле в обстановке строжайшей тайны трудились метростроевцы. Здесь возводили два основных защитных спецсооружения для работы правительства во время воздушных налетов.
В сквере между зданиями Арсенала и Сената строился так называемый «объект №1». Был отрыт глубокий котлован, а в котловане сооружена железобетонная коробка с кабинетами для высших лиц, дизельной электростанцией для автономного энергоснабжения и другими системами жизнеобеспечения. Затем котлован был засыпан, а сверху был залит мощный двухслойный «тюфяк» из железобетона, общей толщиной почти 4 метра, способный выдержать прямое попадание 2000-килограмовой фугасной авиабомбы.
Именно в объект №1 перебралось с платформы станции «Кировская» руководство страны в середине осени 1941 года. Из-за высокого уровня секретности про этот спецобъект советские военачальники уже ничего не писали в своих воспоминаниях. Зато кремлевское защитное сооружение упоминалось дочерью Сталина — Светланой Аллилуевой, которая свои мемуары опубликовала лишь после эмиграции за рубеж:
«К сентябрю 1941 года мы вернулись в Москву и я увидела, как разворотило бомбой угол Арсенала, построенного Баженовым. Как раз напротив наших окон. Перед нашим домом спешно заканчивали строить бомбоубежище для правительства, с ходом из нашей квартиры. Я потом бывала там несколько раз вместе с отцом…».
«…В Москву я приехала 28 октября, в тот самый день, когда бомбы попали в Большой театр, в университет на Моховой и в здание ЦК на Старой площади. Отец был в убежище в Кремле, и я спустилась туда. Такие же комнаты, отделанные деревянными панелями, тот же большой стол с приборами, как и у него в Кунцево, точно такая же мебель. Коменданты гордились тем, как они здорово копировали Ближнюю дачу, считая, что угождают этим отцу. Пришли те же лица, что и всегда, только все теперь в военной форме. Все были возбуждены ― только что сообщили, что разведчик, пролетев над Москвой, всюду набросал небольших бомб… Отец не замечал меня, я мешала ему. Кругом лежали и висели карты, ему докладывали обстановку на фронтах…».
Второй кремлевский бункер был намного крупней по размерам и намного сложнее в инженерном плане. Именно поэтому его строительство в 1941 году закончить так и не успели. Сооружение достраивалось уже после того, как миновала прямая угроза и прекратились регулярные бомбардировки Москвы. Объект №25 (именно так он официально именовался, по номеру работающего здесь подразделения Метростроя) строился в качестве основного убежища и защищенных рабочих помещений для аппарата Совнаркома СССР. Объект, построенный для размещения подземных кабинетов многочисленных правительственных чиновников, состоял из двух частей различной глубины, которые соединялись между собой эскалаторным наклонным ходом, похожим на наклонные ходы станций метро.
Со стороны Васильевского спуска у внешнего подножия кремлевской стены был выкопан очередной котлован, а в котловане построено прямоугольное железобетонное убежище, усиленное мощным защитным тюфяком. Три коридора к выходам на поверхность были проложены прямо под стенами Кремля (причем один из выходов был устроен через помещения старинной Набатной башни). Таким образом, после завершения обратной засыпки, с внешней стороны ничего не выдавало существование подземного спецобъекта. А изнутри, с кремлевской территории, в убежище можно было спуститься тремя разными путями, что было особенно важно при быстром перемещении сотен людей после объявления воздушной тревоги.
Но это была только первая половина правительственного объекта №25. Далее, прямо из неглубокого убежища был пройден наклонный ход, выводивший под Васильевский спуск, на глубину залегания метрополитена, где располагались помещения, построенные закрытым способом. Здесь метростроевцы осуществили горную проходку четырех параллельных камеры, соединенных между собой коридорами-ходками и снабженных эвакуационными выходами в метрополитен, к строящимся перегонным тоннелям между станциями «Площадь Свердлова» (ныне Театральная) и «Новокузнецкая».
Таким образом, объект №25, или «основное кремлевское бомбоубежище», как его иногда называли в хозяйственных документах, стал весьма нестандартным двухуровневым защитным сооружением, в котором «глубокая» часть находилась немного в стороне от «мелкой» части и соединялась с ней наклонным ходом с эскалатором. Сразу несколько выходов в тоннель метро придавали объекту еще и дополнительную транзитную функцию. Появлялась возможность направлять укрывающихся людей из Кремля в тоннели метро под Васильевским спуском — таким образом можно было обеспечить глубоким надежным убежищем еще и вспомогательный персонал, служащих кремлевского гарнизона и проживающие в Кремле семьи руководящих работников. Часть тоннелей метро от ГУМа до Москвы-реки впоследствии получили название «спецучасток метрополитена». В мирное время эти тоннели должны были работать как часть обычного метро, а в случае угрозы бомбардировки они выделялись исключительно под убежище для кремлевских обитателей.
Пока метростроевцы ударным трудом пытались обеспечить противовоздушную безопасность беззащитного Кремля — остальная Москва постепенно привыкала к новому ритму жизни, который теперь задавали регулярные воздушные тревоги. С наступлением темноты то и дело звучали сирены и сотни тысяч москвичей устремлялись в метрополитен, в подвальные убежища и временные земляные укрытия.
Метро в ночное время становилось своеобразным «городом в городе». Движение поездов останавливалось, горожане постепенно заполняли станции. Женщин с маленькими детьми старались размещать на платформах и в вагонах. Мужчины чаще всего отправлялись ночевать в тоннели. Из базовых удобств в ночном метро теперь имелись «фонтанчики с питьевой водой» и туалеты, а также деревянные поддоны, на которых можно было сидеть и лежать. Кроме того, на многих станциях велась продажа продуктов питания и работали информационно-агитационные пункты. На станции «Курская» функционировала даже полноценная библиотека — филиал Государственной публичной исторической библиотеки.
Сохранившиеся в архивах приказы Начальника метрополитена позволяют нам погрузиться в повседневные проблемы москвичей, укрывавшихся под землей:
«Приказ от 6 августа 1941 г. по Московскому метрополитену им. Л. М. Кагановича.
В ночь с 5-го на 6-е августа до 22 час. 55 мин., когда дети, укрываемые в тоннелях и на станциях уже спали, через радиоустановки ст. Курская и Площадь Революции с разрешения ДНЗ Богомолова и ДС Путрина передавалась в тоннель музыка, песни и объявление об утере бумажника с документами. После поступивших заявлений со стороны укрываемого населения о беспокойстве, причиняемом радиопередачей спящим детям, передача прекращена не была.
ПРИКАЗЫВАЮ: ДНЗ Покровского радиуса т. Богомолову и ДС ст. Площадь Революции т. Птурину за самоуправство в использовании радиоустановок и причинение беспокойства укрываемому населению — объявить выговор…».
Осенью 1941 года метрополитен на один вечер стал еще и актовым залом для торжественного заседания Моссовета, посвященного годовщине Октябрьской революции. Для этого мероприятия была выбрана одна из самых красивых и просторных станций — «Маяковская». Платформу заполнили стульями, в торце станции появилась большая трибуна, в остановленном на путях поезде разместился буфет для участников заседания. Перед собравшимися выступал И. В. Сталин и другие высокие руководители. Впоследствии «Маяковская» еще как минимум один раз становилась защищенным подземным залом для торжественных мероприятий с участием руководства страны.
Превращение столичной подземки в убежище для москвичей создало множество опасностей и трудностей, на преодоление которых едва хватало времени и ресурсов. Так, в августе 1941 года огромной проблемой стала духота и жара. Вентиляция метрополитена просто не была рассчитана на столь плотное заполнение станций и тоннелей людьми, да еще и при отсутствии движения поездов (которые в тоннеле действуют словно гигантские поршни, перемещая воздушные массы и способствуя работе вентиляции). На станции «Красные ворота» температура превышала +27 градусов. Руководство метрополитена было вынуждено срочно переделывать вентиляцию, а пока люди были вынуждены довольствоваться прохладительными напитками и мороженным, которое раздавали прямо на станции.
Тем не менее, со своей главной задачей по спасению жизней горожан во время бомбежек метрополитен успешно справился. За всю войну был лишь один трагический случай, когда взрыв авиабомбы привел к гибели людей в тоннелях. Правда, произошло на это на перегоне между «Арбатской» и «Смоленской» — здесь тоннели построены открытым способом, на совсем маленькой глубине, и поэтому над ними нет толщи грунта, способной защитить от прямого попадания бомбы. В результате взрыва погибло 14 человек укрывающихся. Глубокие же тоннели обеспечивали практически абсолютную защиту от немецких авиабомб.
Естественно, убежища остальных типов страдали намного сильней, чем метрополитен. После окончания войны была собрана подробная статистика по результатам прямых попаданий в защитные сооружения. Оказалось, что последние бомбы на Москву упали в апреле 1942 года, и за все 10 месяцев бомбежек в столичных убежища погибло около 300 человек, при том что всего укрывалось под землей около 1,5 миллионов горожан. Причем, подавляющее большинство жертв приходилось на временные легкие укрытия — землянки и траншеи, которые вообще не могли защитить ни от чего, кроме осколков.
Несмотря на отдельные трагические происшествия, подземные защитные сооружения спасли десятки тысяч людей. Те, кто пренебрегали сигналами воздушной тревоги и оставались в своих домах, то и дело платили за это собственной жизнью. В зданиях и на улицах от взрывов и пожаров погибло более 2000 москвичей и еще тысячи человек получили ранения. Сколько бы оказалось погибших, если бы не убежища, сложно даже представить. Достаточно сказать, что разрушения в результате фашистских бомбежек получили более 5 тысяч зданий — к счастью, далеко не во всех этих зданиях во время взрывов находились люди.
В некоторых случаях москвичи осознавали необходимость спуска в подземные сооружения только в самый последний момент. И это приводило к катастрофическим последствиям из-за панического поведения и недостаточно широких входов в убежища. Так, уже во время второго налета на город, 22 июля 1941 года в 22:20 на Арбатской площади упала фугасная бомба. Перепуганные горожане не разбирая дороги бросились к вестибюлю метрополитена. Последствия этой паники оказались ужасными. В давке при спуске на станцию метро «Арбатская» погибло 44 человека и еще множество людей получили травмы. Аналогичная ситуация впоследствии произошла при входе в подземный Даниловский коллектор, которые использовался в качестве временного укрытия по время налетов. Как это часто бывает, необдуманные панические действия порой приводили к большим потерям, чем сама причина, из-за которой началась паника.
К сожалению, среди тех, кто до последнего момента отказывался спускаться в защитные сооружения, были не только простые москвичи, но и крупные военные и политические лидеры, которые должны были служить примером для остальных. Хорошо известно высказывание Георгия Константиновича Жукова: «снарядам и бомбам противника я не кланяюсь» — даже находясь в постоянно обстреливаемом Ленинграде, великий полководец постоянно отказывался спускаться в защитное спецсооружение под Смольным.
В Москве показное бесстрашие чуть не стоило жизни Александру Сергеевичу Щербакову — первому секретарю Московского обкома ВКП(б) и ключевой фигуре в системе управления прифронтовой столицей. В октябре 1941 года фугасная авиабомба весом в 1000 килограммов взорвалась около дома №4 по Старой площади, в котором работали органы ЦК компартии. Рухнула внешняя стена здания и часть внутренних стен. Щербаков получил тяжелую контузию, несколько партийных чиновников погибло. При этом в здании имелось легкое подвальное убежище, не защищенное от прямого попадания. Оно тоже получило повреждения, однако перекрытия устояли и все укрывающиеся под землей люди выжили.
Этот случай еще раз показал, насколько важно защищать органы власти во время авианалетов. Одно неудачное попадание в рабочие кабинеты или в узел связи могло привести к потери управления целым городом или даже всей страной. В условиях и без того тяжелого положения на фронте, это могло бы иметь катастрофические последствия.
В августе 1941 года были досрочно введены в эксплуатацию первые помещения секретного объекта №01 — подземного узла Наркомата связи на «Белорусской». Связисты жаловались на губительную для аппаратуры сырость и отсутствие элементарных удобств, но другого выбора не было. В условиях военного времени спецобъект пришлось задействовать в недостроенном виде. Работники Метростроя продолжили свой нелегкий труд буквально за стенкой от связистов. И всё это в обстановке строжайшей тайны.
Тогда же столкнулись с непреодолимым препятствием метростроевцы, занятые на строительстве объекта №18. Под этим номером скрывалось спецсооружение, предназначенное для размещения защищенных рабочих помещений при правительственной резиденции в Кунцево, где на тот момент постоянно проживал И. В. Сталин. Изначально правительственный бункер на кунцевской «Ближней даче» был запроектирован глубиной в несколько десятков метров и строить его предполагалось закрытым способом, через шахты. Однако при проходке шахтных стволов летом 1941 года строители столкнулись с крайне сложной геологической обстановкой. Нестабильные водонасыщенные грунты не позволяли закончить возведение этого сооружения в приемлемые сроки.
Для решения проблемы было решено радикально упростить проект. Вместо глубокого бункера, построенного закрытым способом, пришлось строить убежище мелкого залегания, простую «бетонную коробку» в котловане. Восемь отделанных деревом рабочих кабинетов для высших лиц разместились на глубине около 15 метров и заняли площадь 163 квадратных метра. На оставшихся 837 квадратных метрах расположились технические и вспомогательные помещения. Сверху спецсооружение было закрыто слоистой железобетонной конструкцией, защищающей от прямого попадания. После засыпки землей на поверхности были посажены деревья, маскирующие местоположение объекта.
Следующая проблема подземного спецстроительства была связана уже не с капризной столичной геологией, а с катастрофической обстановкой на фронтах. Осенью 1941 года противник прорвал Можайскую линию обороны. Москва фактически стала прифронтовым городом. В четверг, 16 октября, первый и последний день в своей истории не перевозил пассажиров столичный метрополитен. Велось строительство наземных защитных сооружений по всей столице. Город готовился к уличным боям. На восток устремились толпы беженцев.
Естественно, началась и эвакуация остававшихся в Москве подразделений Метростроя. Но подземные строители ехали на восток страны не отдыхать, а работать. В соответствии с особым постановлением Государственного комитета обороны предписывалось заблаговременно соорудить подземные защищенные рабочие помещения в городах Ярославле, Горьком, Казани, Ульяновске, Куйбышеве, Саратове и Сталинграде. Этот проект получил название «Приволжские командные пункты». Невозможно было предугадать, как дальше будет разворачиваться обстановка на фронтах, поэтому следовало заранее обустроить убежища для работы правительства сразу в нескольких потенциальных «запасных столицах».
Основным направлением для эвакуации руководства страны был выбран Куйбышев. Здесь подразделения Метростроя возвели сразу несколько подземных спецсооружений глубокого заложения из бетона и чугунных тюбингов. В остальных городах масштабы работ были намного меньше, подземные правительственные бункеры в них строились по самой быстрой и бюджетной деревоземляной технологии — в склонах прорывались глубокие штольни и крепились деревянным брусом и досками. Это обеспечивало достаточный уровень защиты, однако срок жизни такого сооружения составлял всего несколько лет. Дерево в грунте слишком быстро сгнивало. Объект в Ульяновске так и не был построен, а деревоземляные сооружения в остальных городах быстро пришли в негодность, осыпались, и после окончания войны были полностью ликвидированы. До наших дней в целости сохранились лишь спецобъекты в Куйбышеве (ныне г. Самара).
***
С 1942 ГОДА ДО ПОБЕДЫ
Лишь после перелома в Битве за Москву отдельные подразделения Метростроя начали возвращаться обратно в столицу. Враг был остановлен и отброшен от города. Но воздушная угроза никуда не исчезла. Зимой и весной 1942 года налёты немецких бомбардировщиков на столицу еще продолжались, хотя и стали более редкими и слабыми. Но как будут развиваться события дальше — это пока было никому не известно. Нельзя было исключать, что в какой-то момент противник сможет добиться преимущества в воздухе и с новой силой обрушится на Москву. Нельзя было исключать и того, что разъяренные военными неудачами гитлеровцы применят химическое оружие при новых налетах на город.
Помимо своей основной задачи по достройке третьей очереди метрополитена, Метрострой в 1942-1944 годах продолжил работы на двух важнейших подземных фронтах. Во-первых, необходимо было завершить переоборудование действующих линий метрополитена для защиты от воздушно-химического нападения. В метро оставались еще незаконченные работы по герметизации отдельных участков, по строительству фильтровентиляционных камер и по заливке железобетонных тюфяков, защищающих шахты от прямого попадания. Во-вторых, необходимо было продолжить выполнение программы по строительству секретных спецсооружений, обеспечивающих надежную защиту органов власти и управления.
Первым из подземных спецобъектов, сданных с эксплуатацию после разгрома немцев в Битве за Москву, стал уже упоминавшийся объект №18 при правительственной резиденции в Кунцево. Впрочем, «повоевать» ему осталось уже совсем немного. Воздушные тревоги звучали всё реже. Последние немецкие бомбы в черте Москвы упали в апреле 1942 года, а вскоре прекратились и налеты на столичные окрестности.
В Кремле на протяжении 1942 года велись строительные работы по незавершенному спецобъекту №25. А осенью вышло постановление о строительстве нового «секретного бункера», который также должен был стать частью кремлевского подземного комплекса, хотя и располагался на некотором удалении, за зданием ГУМа, соединяясь с Кремлем лишь через тоннели метрополитена. Объект №16 (такое имя он получил по соответствующему подразделению Метростроя) был запроектирован как защищенный узел правительственной ВЧ-связи, которая позволяла обеспечить достаточное качество и секретность самых важных переговоров.
Конфигурация объекта №16 получилась, в каком-то смысле, вынужденной. Метростроевцам пришлось использовать уже существующее подземное пространство, размещая новое спецсооружение между бывшей строительной шахтой и перегонными тоннелями метро. Изначально здесь были подходные выработки, которые использовались для работ по строительству тоннелей третьей очереди метрополитена и спецобъекта №25. Дальнейшее использование этих выработок несколько раз пересматривалось. Предлагался даже вариант разместить в них резервную дизельную электростанцию для независимого энергообеспечения Кремля в военное время. Но в итоге, в ноябре 1942 года Совнарком СССР постановил переоборудовать их под защищенную станцию правительственной ВЧ-связи. Причем окончить это переоборудование требовалось не позднее грядущей весны.
Но, как это бывало и во многих иных случаях, на практике работы значительно задержались. Подземное строительство было слишком сложным и непредсказуемым. С января 1943 года важная стройка попала на особый контроль к Л. П. Берии, который отметил неудовлетворительные темпы работ. Весной сроки отставания от графика уже были настолько велики, что в НКВД потребовали «привлечь к строгой ответственности» руководителя Метростроя М. А. Самодурова. В июне 1943 года Метрострой вполне аргументировано оправдывался за задержки: в зимнее время строительство объекта №16 простаивало, поскольку шахта и подходные выработки были задействованы в качестве основного транспортного пути для обслуживания гражданского метростроения и достройки кремлевского спецобъекта №25. В итоге непростую ситуацию спас Каганович, полностью принявший сторону Самодурова.
Официальная приемка объекта №16 состоялась лишь в апреле 1944 года. Помимо подземной части, состоящей из облицованной чугунными тюбингами камеры и дополнительных железобетонных помещений, в состав объекта был включен «наземный комплекс» — четырехэтажное здание спецсвязи НКВД (его до сих пор можно увидеть на углу Никольской улицы и Богоявленского переулка).
Интересно, что в руках строителей объекта №16 находилась еще и судьба старинного Богоявленского храма, оказавшегося на краю метростроевской площадки. Когда встал вопрос о сносе храма ради заливки защитного тюфяка над шахтой объекта, начальник Метростроя принял решение о сохранении исторического здания, подчеркнув, что в случае необходимости тюфяк можно просто подвести под храмовый фундамент. Более того, в итоге к стенам церкви были пристроены небольшие вентиляционные вытяжки из объекта №16 (впоследствии ликвидированные).
В том же 1942 году метростроевцы трудились над спецубежищем для высших партийных органов. Материалы и оборудование для строительства этого бункера были выделены в январе 1942 года, несмотря на сложную обстановку и всеобщий дефицит. Подземный объект был сооружен открытым способом в Ипатьевском переулке, в непосредственной близости от здания ЦК ВКП(б), которое пострадало от взрыва фугасной немецкой авиабомбы в 1941 году. Вполне возможно, что именно это происшествие с прямым попаданием и гибелью людей в итоге подстегнуло строительство партийного защитного сооружения 1-й категории. Позднее, в 1950-х годах, старое спецубежище ЦК было соединено с основными кремлевскими объектами с помощью шахты и отдельного спецтоннеля с узкоколейным рельсовым путем.
Еще одним крупным секретным сооружением стал объект №31 ― спецубежище при правительственной даче в Липках, к северу от Москвы (ныне это местность рядом с Алтуфьево). Этот объект строился по заданию Государственного комитета обороны с сентябре 1942 года до весны 1943 года. Сооружение в чем-то напоминало ранее построенные объекты №1 в Кремле и №18 на Ближней даче в Кунцево.
Открытый способ строительства, слоистая бетонная конструкция с защитой от фугасной авиабомбы весом до 2000 килограмм. Четыре разнесенных входа, исключающих одновременное поражение одной авиабомбой всех путей эвакуации. Три выхода выводили на поверхность и в служебную постройку, а еще один был снабжен лифтом и соединялся с главным зданием ― старым усадебным домом в центре парка. Внешние размеры объекта составляли 31х12 метров, внутренняя площадь ― 305 метров, общая стоимость работ ― порядка 16 миллионов рублей. На самом деле, за этими сухими цифрами скрывается большая загадка.
Известно, что И. В. Сталин в 1930-х годах изредка бывал в своей северной подмосковной резиденции. Но в 1940-х годах почти всё время он проводит в Кремле и на Ближней даче в Кунцево. Тогда зачем строить настолько мощное спецсооружение именно в Липках? Почему не на других запасных дачах советского вождя: в Зубалово (где жили еще и его ближайшие родственники), или в наиболее удаленном от столицы Семёновском?
Если вспомнить, что у Сталина вплоть до лета 1941 года вообще не было полноценного подземного убежища, а запасные командные пункты в других городах вообще строились по самой бюджетной деревоземляной технологии, то напрашивается очевидный вывод, что расточительство на убежища для высших лиц в те годы совершенно исключалось. А здесь ― 16 миллионов рублей на мощнейший фортификационный объект для вроде бы пустующей подмосковной дачи? Ответов на эти вопросы пока не найдено.
Как бы то ни было, 31 мая 1943 года объект №31 был принят правительственной комиссией. По прямому назначению он уже вряд ли использовался. Немецкие войска терпели поражение за поражением, вражеские самолеты в московском небе уже почти не появлялись. Впоследствии на даче успели погостить руководители дружественных стран Мао Цзедун и Хо Ши Мин. И успели пожить несколько советских чиновников. В архивных документах никаких намеков на исключительный статус этой резиденции не встречается.
В 1942-1944 годах в Москве было построено еще несколько спецобъектов высшей категории для отдельных правительственных учреждений. Все они тоже сооружались открытым способом, в котлованах. Наиболее крупные и примечательные спецсооружения были созданы для военных наркоматов и для НКВД (Народного комиссариата внутренних дел), расположенного на Лубянке. Парадоксально, но к началу войны даже у центрального аппарата НКВД не было собственного убежища с защитой от прямого попадания ― это при том, что по всей стране уже существовали сотни качественных бомбогазоубежищ для населения, а вся служба гражданских убежищ подчинялась именно НКВД СССР.
Подготовка к укрытию личного состава стартовала на Лубянке уже в первые дни войны ― для начала, с помощью освобождения подвальных помещений во всех зданиях Наркомата. В сентябре 1941 года подвалы были укреплены столбами и дополнительными несущими стенами. В начале 1942 года эти импровизированные бомбоубежища 2-й категории были снабжены специальным оборудованием для герметизации и фильтрации воздуха, то есть превратились в бомбогазоубежища. Наконец, ко второй половине 1942 года органы внутренних дел завершили строительство полноценного спецобъекта, защищенного от прямого попадания.
Главный подземный объект НКВД на Лубянке, получивший впоследствии обозначение «объект №201», был построен открытым способом прямо во дворе знаменитого комплекса зданий советской госбезопасности. Крупное двухэтажное сооружение со множеством рабочих кабинетов было вписано вплотную к окружающим зданиям, из-за чего объект получил немного необычную форму. Формально здесь числилось даже два спецобъекта (№1 и №2) — два подземных этажа, защищенных сверху единой железобетонной плитой. Верхний этаж служил для укрытия 678 сотрудников госбезопасности, а нижний предназначался для укрытия и работы руководства НКВД и, позднее, НКГБ СССР, в том числе ― Берии, Меркулова и других высокопоставленных лиц.
Уже после начала коренного перелома в ходе войны в Москве развернулось крупное строительство в интересах военных ведомств. На улице Фрунзе (Знаменке), Красных воротах и Фрунзенской набережной достраивались ранее начатые здания и возводились новые. Естественно, не обошлось и без подземных сооружений специального назначения. Согласно постановлению Государственного комитета обороны от 17 мая 1943 года, из «военного квартала» на Знаменке выводилось руководство Военно-Морского флота (на Красные ворота) и Штаб партизанского движения (на Покровку). Их здания передавались центральным подразделениям Народного комиссариата обороны и снабжались новыми спецубежищами. Главный корпус Наркомата обороны надстраивался, а рядом с ним Метрострой начал строительство одного из крупнейших на тот момент подземных спецобъектов мелкого заложения.
Двухэтажное защитное сооружение под метростроевским именем «объект №32» предназначалось для размещения военного узла связи и рабочих помещений оперативной группы Генштаба. Прямо под окнами военного ведомства в переулке Грицевец (ныне переулок б. Знаменский) появился огромный котлован глубиной 14 метров, в котором метростроевцы соорудили железобетонную рамную конструкцию с внешними размерами 56х20 квадратных метров и внутренней площадью 2000 квадратных метров. Затем была выполнена обратная засыпка, а сверху спецобъект был усилен защитным бетонным тюфяком толщиной 2,5 метра. Интересная примета, по которой сразу понятно, что город недавно избавился от наземной военной угрозы: вместо обычной арматуры в железобетонный тюфяк этого бункера были уложены противотанковые ежи .
Внутри объект разделялся на две большие части — «кабинетно-рабочую» и «вспомогательно-технологическую». Соответственно, в первой части располагались кабинеты, залы заседаний и узлы связи. А во второй части находилась резервная дизельная электростанция, фильтро-вентиляционная камера, станция водоснабжения и другие технические помещения. Постепенно отдельные блоки жизнеобеспечения становятся наиболее распространенным вариантом компоновки крупных подземных спецобъектов по всей стране. Автономный дизельный электрогенератор ― вещь необходимая. Но если дизель работает прямо за стеной кабинета, то для обитателей кабинета это не самое приятное соседство.
Объект №32 был снабжен тремя выходами на поверхность. Основной коридор протяженностью 153 метра выходил под здание Генштаба, где соединялся через небольшую шахту со специальным вестибюлем. В шахте была смонтирована лестничная клетка и лифт. Еще один 50-метровый коридор выходил к лестнице, ведущий в отдельностоящий вентиляционный киоск. Последний, чисто технический выход был оборудован вертикальной лестницей.
В годы войны существовало самостоятельное ведомство для управления ВМФ СССР ― Народный комиссариат Военно-Морского флота (в 1946 году он был возвращен в состав единого Министерства обороны). Как уже упоминалось выше, в 1943 году этот Наркомат был переведен в район Красных ворот, в здание на Большом Козловском переулке, которое раньше занимал Московский инженерно-строительный институт. Естественно, для высшего флотского командования также было необходимо в сжатые сроки построить защищенное спецсооружение.
Строительство подземного объекта Наркомата ВМФ началось в 1943 и было завершено в 1944 году. Работы велись открытым способом. Одноэтажный бетонный «кубик» имел общую площадь 360 квадратных метров и был защищен тюфяком, рассчитанным на прямое попадание однотонной авиабомбы. Однако во время приемки объекта произошел довольно редкий случай. Комиссия пришла к выводу, что заявленные показатели прочности некорректны. Обнаружилось, что недостаточные свесы тюфяка (то есть выступы за границы объекта) и слишком тонкая бетонная плита в основании бункера могут привести к фатальным разрушениям, если авиабомба взорвется под землей в непосредственной близости от пола сооружения. На первый взгляд, это звучало парадоксально: воздушная атака для подземного убежища оборачивается ударом не сверху, а снизу, из-под земли. Но в эти годы в западных странах уже появились так называемые «сейсмические» авиабомбы, способные заглубляться в землю на несколько метров и создавать в грунте губительную для подземелий сейсмовзрывную волну.
За время войны еще несколько важнейших ведомств получили полноценные спецсооружения высшей категории, способные выдержать прямое попадание авиабомбы. Почти все эти сооружения были такими же «бетонными коробками», которые строились в котлованах и защищались слоистыми тюфяками из железобетона. Но было среди них и одно очень необычное исключение.
Метрополитен и Метрострой в 1940-х годах входили в структуру Наркомата путей сообщения, расположенного прямо около станции метро «Красные ворота». Стратегическое значение этого ведомства было огромным — оно контролировало железные дороги, которые на тот момент являлись основным транспортом в стране. Переброска войск на фронт и их снабжение, эвакуация населения и предприятий — всё это было немыслимо без слаженной работы Наркомата путей сообщения. А управление двумя важнейшими «подземными организациями» Москвы позволили Наркомату построить для своих сотрудников защищенный командный пункт максимально эффективным способом.
Практически все станции московского метрополитена имеют подплатформенные пространства. Как правило, в них расположены различные технические помещения, которые используют лишь работники метро. Но «Красные ворота» уже в 1941 году стали исключением из этого правила. Здесь, прямо под ногами у ничего не подозревающих пассажиров, расположился защищенный командный пункт Наркомата путей сообщения. Внушительная защитная толща грунта над этой станцией метро обеспечивала командный пункт достаточной защитой от прямого попадания. А расположение в подплатформенных помещениях обычной станции позволяло сэкономить огромные средства на отдельное подземное спецстроительство.
Особенно удобным было то, что из-под платформы начинался подходной тоннель к вентиляционной шахте метрополитена. А венткиоск этой шахты располагался в сквере, прямо перед зданием Наркомата путей сообщения. Таким образом, для прохода в свои защищенные рабочие помещения руководству советских железных дорог даже не нужно было спускаться на станцию метро вместе с остальными москвичами. У них имелся независимый вход с поверхности прямо в подплатформенные помещения командного пункта.
По состоянию на победный май 1945 года подземное оборонительное хозяйство столицы было уже весьма внушительным. Многие сотни новых гражданских бомбогазоубежищ по всему городу. Секретные спецобъекты высшей категории защищенности для важнейших органов власти и управления. Глубокие станции и тоннели метрополитена, переоборудованные под убежища для населения. Причем, в 1943 году, несмотря на трудности военного времени, была сдана третья очередь метрополитена, а в 1944 году уже ударными темпами строилась четвертая очередь, которая теперь хорошо знакома каждому москвичу под именем Кольцевой линии. При строительстве четвертой очереди метро в тоннелях и на станциях сразу проектировались и сооружались необходимые защитные системы для переключения метро в режим убежища.
А что же с химическим оружием, которого так боялись все эти годы, и для защиты от которого в Москве было проведено так много инженерных работ? Химическое оружие против столицы к счастью так никто и не применил. Однако накопленный опыт монтажа герметических дверей и систем очистки воздуха не пропал даром. В 1945 году, всего через несколько месяцев после Победы над нацистской Германией, мир впервые узнал о невиданном ранее оружии — атомной бомбе. Теперь к угрозе тотальных разрушений и пожаров добавилась и принципиально новая угроза — радиоактивное загрязнение. Тут-то и пригодился богатый опыт противохимической защиты подземных сооружений.
Пройдет совсем немного времени и для защиты от ядерной угрозы в Москве начнут строиться новые, куда как более совершенные подземные спецобъекты, пришедшие на смену подземельям времен Великой Отечественной войны. Важнейшими технологиями в гражданских убежищах и правительственных «секретных бункерах» станут защитно-герметические двери и системы фильтрации и регенерации воздуха — словом, всё то, что уже было отработано в ожидании химического нападения. Старые наработки не пропали даром и продолжили служить будущим поколениям.
***
ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Что же касается исторических инженерных сооружений, защищавших Москву в годы Великой Отечественной войны, то их судьба сложилась по-разному. Временные земляные укрытия были ликвидированы. Большинство капитальных гражданских убежищ были модернизированы или переоборудованы, и теперь их не сразу отличишь от более современных убежищ или от обычных подвалов. Метрополитен продолжил развиваться в качестве главного городского бомбогазоубежища. В послевоенные годы в метро появились собственные дизельные электростанции, крупные фильтровентиляционные комплексы, новые гермозатворы и другое оборудование специального назначения. Что же касается ключевых «секретных бункеров», которые обеспечивали бесперебойное управление городом и страной в самые тяжелые военные годы, то их дальнейшая история шла довольно извилистыми путями.
Старые кремлевские объекты вероятно до сих пор находятся на балансе спецслужб и поэтому их актуальное состояние частично скрытыо от нас пеленой секретности. Бункер на сталинской «Ближней даче» в Кунцево после смерти советского лидера служил командным пунктом МПВО и Штаба гражданской обороны СССР, а ныне передан в ведение МЧС Российской Федерации. Причем, часть помещений на объекте занимает закрытый ведомственный музей истории гражданской обороны.
А вот спецобъект №31 на бывшей сталинской даче в Липках в новейшую эпоху оказался никому не нужен. Этот бункер фактически забросили, после чего он был затоплен грунтовыми водами и простоял так долгие годы. Лишь в 2020 году группа энтузиастов-исследователей сумела откачать воду из объекта и впервые увидеть интерьеры старого защитного сооружения при северной правительственной резиденции.
Первый столичный бункер глубокого залегания (бывший командный пункт ПВО) до сих пор принадлежит Министерству обороны и недоступен для исследователей. Зато вполне доступна соседствующая с ним платформа станции метро «Чистые пруды», с которой велось управление страной в драматические дни лета-осени 1941 года.
Еще один из числа старейших подземных спецобъектов, первый защищенный узел связи на «Белорусской», в середине 1990-х годов был выведен из эксплуатации и передан в пользование метрополитену. Спустя 15 лет была ликвидирована шахта аварийного объекта, чтобы освободить место для планируемого строительства подземного торгового центра на площади перед Белорусским вокзалом.
Остальные спецобъекты в том или ином виде продолжают существовать до наших дней и принадлежат своим ведомствам или новым владельцам прилегающих ведомственных зданий. Хочется надеяться, что рано или поздно какие-то из этих бункеров военной эпохи превратятся в музеи и станут доступны для посещения.
Тотальная секретность, которая долгие годы окружала защитные подземелья Москвы, привела к появлению бесчисленного множества слухов. По городу ходили легенды про якобы построенный секретный тоннель от центра города до кунцевской дачи Сталина, и про иные подобные сооружения, строительство которых в 1940-е годы было бы совершенно немыслимо, как по экономическим соображениям, так и по техническим причинам.
На волне этих легенд в городе даже появился своеобразный аттракцион для доверчивых туристов под названием «Бункер Сталина», который разместили в недостроенном полуподземном вестибюле одного из московских стадионов и снабдили выдуманными историями про очередной «многокилометровый тоннель до Кремля».
Лишь совсем недавно были рассекречены архивные документы, проливающие свет на подлинные исторические спецсооружения, которые обеспечивали безопасность столицы и защищенное управление фронтом и тылом в годы Великой Отечественной войны.
В последние несколько лет, благодаря кропотливой работе научных сотрудников нашего музея, были впервые выпущены исследования по истории подземной специальной фортификации. Про то, как прямо у нас под ногами создавались исключительно важные, но совершенно незаметные и незаслуженно забытые объекты, которые позволили спасти многие тысячи человеческих жизней в один из самых тяжелых периодов нашей истории.
Теперь мы хорошо знаем, что рядом с подвигом инженеров и рабочих, днями и ночами создававших оружие для фронта, стоит подвиг метростроевцев и сотрудников иных «подземных» организаций, которые сумели в кратчайшие сроки обеспечить надежную инженерную защиту тыла. Их невидимый труд в непростых подземных условиях точно также приближал день нашей Победы в Великой Отечественной войне.
Вот только 99% жителей Москвы до сих пор про них ничего даже не слышали. Из исторически значимых подземных объектов у нас в городе не делают музеи. И даже не ставят их на учет как охраняемые государством памятники. Зато алым цветом расцветают безграмотные выдумки и мифы. Выпускаются развлекательные издания с пересказами слухов и вымыслов про «секретные бункеры Сталина». А порой даже создаются целые фейковые музеи. И это несмотря на взятый в стране курс на борьбу с фальсификацией истории.
***
В заключение — простой конкретный пример:
«Досрочный ввод первой очереди Объекта №01 в июле-августе 1941 года позволил предоставить военному командованию необходимые надежные средства связи при организации защиты и разгроме немецких захватчиков под Москвой в 1941 году».
(из Акта правительственной комиссии 20.05.1943)
В настоящий момент Объект №01 частично уничтожен, а частично находится в бедственном полузаброшенном состоянии. Про его роль в годы Великой Отечественной войны у нас почти никто не знает, как и про роль других подземных защитных сооружений.
***
(с) Дмитрий Юрков
В статье использованы материалы из архивов:
Российский государственный архив экономики, фонды 339,1884, 3527.
Российский государственный военный архив, фонды 37791, 37878.
Государственный архив Российской Федерации, фонд Р-5446.
Центральный государственный архив города Москвы, фонды Р-278, Р-665, Р-3763, П-3.
Подробный справочно-ссылочный аппарат приведен в книге автора «Советские секретные бункеры. Специальная городская фортификация 1930-1960-х годов.»
